Кому и чем мешает церковь «ГОЛОС НАДЕЖДЫ»?

«Наши общины рассматриваются как экстремистские, потому что они проукраински настроены. Любая правдивая община будет проукраински настроена — нельзя брать чужое» — откровенная беседа с пастором Рустамом Фатуллаевым на «Громадськом»

Ирина Ромалийская: В Бахчисарае оккупационные власти запретили протестантской общине «Голос надежды» эксплуатировать здание, которое она занимает более 10 лет.

Рустам Фатуллаев: На протяжении полугода на нашу общину оказывали психологическое давление. Сначала приходили работники ФСБ, прокуратуры, потом пожарники — что у нас что-то неправильно. И мы выделяли деньги, чтобы делать правильно, как они говорили. Потом они получили предписание, что здание нельзя эксплуатировать.

Ирина Ромалийская: Почему?

Рустам Фатуллаев: Мы не можем понять. Наши ребята пошли к местным адвокатам и местным властям. На среднем уровне оккупационные власти говорят: «Мы не видим причины, это нарушение закона — выдавать вам такую бумагу, но вы должны решать наверху».

Татьяна Курманова: Я видела сообщение, что с вами соседствует здание ФСБ?

Рустам Фатуллаев: Да. Здание нашей общины стоит в центре города. И напротив уже после оккупации построили здание ФСБ. Я не могу подтвердить, что это говорил руководитель, но на среднем звене говорили: «Вы не соответствуете нашей религии. У нас одна религия, вы мешаете и нужно вас убрать». На здании висел плакат: «Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов». И первое, что они сказали: «Убрать плакат». Эти слова написаны в Исаакиевском соборе. Я думаю, оттуда они тоже будут их убирать?

Ирина Ромалийская: Мы говорим о протестантской общине «Голос надежды». Вы представляете церковь «Скиния». Как это соотносится?

Рустам Фатуллаев: Эта церковь входила в наше объединение «Голос надежды» — это церковь христиан веры евангельской Украины, объедение, которое включает более 1500 церквей по Украине (до того, как оккупационные власти не пришли и не попробовали обрезать эти связи хотя бы юридически). Плюс —это наша дочерняя община, которую мы поддерживали.

Ирина Ромалийская: Зарегистрированы ли эти общины в России?

Рустам Фатуллаев: Да. Они перерегистрировались в какой-то их Российский союз, мы пробовали обращаться к нашим российским братьям, чтобы помогли. Они пока помочь не могут. Я так понял, что они занимают нейтральную позицию в этом вопросе — боятся.

Татьяна Курманова: Вы сообщали в интервью, что ваша община поддерживала права жителей Крыма на мирные протесты. Связываете ли вы давление с этим?

Рустам Фатуллаев: Не то, чтобы мы выходили с плакатами. Наш пастор проживал с крымскими татарами в одном доме, мы дружили. На уровне кухни церковь стоит на позиции правды, на уровне проповеди в церкви также стоит на позиции правды. Не говоря о том, чей Крым.

Ирина Ромалийская: Во время проповеди вы рассказываете, чей Крым? Или вы стоите на позиции правды, обтекая этот вопрос?

Рустам Фатуллаев: Мы стоим на позиции правды, и из этой позиции понятно, чей Крым. Евангелие говорит: если ты взял чужое, оно тебе не принадлежит.

Татьяна Курманова: Что вы думаете делать сейчас?

Рустам Фатуллаев: Мы запустили кампанию «Не молчите». И мы видим, как она перерастает в общественное движение. Мы обращаемся ко многим политическим деятелям, священникам, общественным деятелям, чтобы они не молчали. Нас уже поддерживают ребята из США.

Мы провели митинг под посольством РФ в Киеве с просьбой, чтобы они покаялись, пришли в себя, но не трогали церкви. Эта церковь ничего не приносила в Бахчисарай, кроме добра. Там у нас были еще два реабилитационных центра, которые помогали несчастным, обездоленным, наркоманам, пьяницам.

Ирина Ромалийская: А насколько часты преследования религиозных организаций в Крыму?

Ольга Скрипник: Мы пытались исследовать этот вопрос. Одна из больших проблем — в 2015 году мы старались пообщаться почти со всеми религиозными общинами, которые были в Крыму. Основная проблема, которую отметили все общины — принуждение к регистрации, заставляли пройти их как религиозные организации по российскому законодательству.

Оно само по себе жесткое — любая община должна регистрироваться, если проходить эту регистрацию в рамках российского законодательства. Если это религиозные течения, которые Россия не считает традиционными, им нужно в рамках российского законодательства обосновать свое учение, подать документы в Москву, а там должны провести экспертизу.

Вторая жесткая форма преследований связанна с помещениями. Очень многие общины сообщают, что есть эти проблемы. Яркий пример — положение Киевского патриархата, когда с самого начала в Севастополе храм Киевского патриархата передали под Московский.

Мы общались с протестантскими общинами в других городах, они также говорили, что к ним регулярно наведывается ФСБ, проводит беседы на предмет якобы экстремизма. Некоторые общины сообщали, что ФСБ-шники их склоняли к тому, чтобы они давали сведения о прихожанах.

Рустам Фатуллаев: Приходит работник ФСБ и начинает красиво задавать вопросы. Но ребята все понимают. Я вижу, что начинается серьезнейший прессинг. Наши общины рассматриваются как экстремистские, потому что они проукраински настроены. Любая правдивая община будет проукраински настроена — нельзя брать чужое.